Какого числа Вы родились? Какого месяца? Какого х#я?
Иногда мне кажется, что я вся списалась, сговорилась. Происходит что-то и ничего не происходит. Меня окружают забавные необычности банальных явлений. Иногда я мечтаю о том, чтобы научиться воспринимать всё с меньшей чувствительностью, не уделяя такое внимание мелочам.
И всё же планеты вертятся, стрелки бегут, солнце восходит и заходит, мы просыпаемся то вместе, то каждый сам по себе. То рисуем нежностью, забывая про шелест минут, то хлопаем дверью, ударяясь о незначительные проступки. Можем до хрипоты спорить, оставшись в итоге каждый при своём, так как каждый жутко упрям, а можем, не сговариваясь, соглашаться друг с другом с полуслова. Можем отвернуться в разные стороны, когда Ты слишком часто переводишь всё в шутку, а я воспринимаю слишком близко к сердцу, а можем называть друг друга самыми разнообразными прозвищами, которые в устах других будут казаться обидными; других, но только не друг друга. Иногда может показаться, что мы поссорились или корчим из себя "простодрузей", но нам совсем не обязательно постоянно держаться за руки, чтобы чувствовать друг друга. Иногда можно заметить как мы молча находимся рядом, это не значит, что нам скучно, просто для того, чтобы разговаривать, не обязательно всегда прибегать к помощи слов.
И пускай говорят, что странно, и пускай говорят, что непонятно, и пускай говорят, что неправильно. И пускай уже не так, как раньше. И пускай внутри иногда копошатся червячки сомнения и страха. И пускай голова вместе с мыслями, либо в отсутствие оных, доставляет иногда слишком много хлопот. Всё равно вместе с успокаивающей пощёчиной расстояния придёт стойкое желание лезть на стенку и побегать по потолку. И мы перебросимся как обычно парой фраз по телефону, давно научившись высказывать душевные крики интонацией.
Знаешь, к чёрту расстояние, ведь впереди ещё треть лета. И неважно, что я, может быть, совсем списалась и сговорилась. Мне очень нужно, просто необходимо до конца лета сказать тебе одну вещь: мы живы. Понимаешь, такие вещи всегда говорятся только летом, ведь они осознаются только летом. С каждым шорохом растущей травинки, с каждым встреченным рассветом и проведённым закатом, с каждой каплей дождя, с перечитанной в очередной раз книжкой Брэдбери "Вино из одуванчиков".
Понимаешь, ведь все ласки и ссоры, обиды и безумия, расстояния и крики радости, брошенные телефонные трубки и сплетённые руки, нежность, лучами восходящего солнца отражающаяся от стен пустого дома и бессонные ночи, облитые алкогольным весельем - всё-всё это часть одной большой мозаики лета, всё-всё это доказательство того, что мы живы, мы дышим, наши души до сих пор так похожи на птиц, только если мы не забываем об этом. И нужно, просто необходимо, бережно складывать каждую-каждую минуту, какой бы то она ни была - беспечно счастливой или сочащейся свежей болью, серо-тоскливой или бессмысленно пустой, окрылённой надеждой или просветлённой светлой идеей, складывать в шкатулочки и коробочки, закупоривать в бутылочки и ставить в погреб, прятать в сжатом кулачке под подушкой. Нельзя только одно - растерять, забыть, выкинуть за ненадобностью.
И где бы я ни была, сейчас - всего за тридцать километров от Тебя, или через полторы недели - больше, чем за тысячу, Ты знай, я вернусь, обязательно вернусь, чтобы до конца лета ещё не раз рассказать словами, руками и глазами, прокричать ветрами, дождями и лучами солнца, прошептать звёздами, луной и травой Тебе о том, что, слышишь?, мы живы.
И всё же планеты вертятся, стрелки бегут, солнце восходит и заходит, мы просыпаемся то вместе, то каждый сам по себе. То рисуем нежностью, забывая про шелест минут, то хлопаем дверью, ударяясь о незначительные проступки. Можем до хрипоты спорить, оставшись в итоге каждый при своём, так как каждый жутко упрям, а можем, не сговариваясь, соглашаться друг с другом с полуслова. Можем отвернуться в разные стороны, когда Ты слишком часто переводишь всё в шутку, а я воспринимаю слишком близко к сердцу, а можем называть друг друга самыми разнообразными прозвищами, которые в устах других будут казаться обидными; других, но только не друг друга. Иногда может показаться, что мы поссорились или корчим из себя "простодрузей", но нам совсем не обязательно постоянно держаться за руки, чтобы чувствовать друг друга. Иногда можно заметить как мы молча находимся рядом, это не значит, что нам скучно, просто для того, чтобы разговаривать, не обязательно всегда прибегать к помощи слов.
И пускай говорят, что странно, и пускай говорят, что непонятно, и пускай говорят, что неправильно. И пускай уже не так, как раньше. И пускай внутри иногда копошатся червячки сомнения и страха. И пускай голова вместе с мыслями, либо в отсутствие оных, доставляет иногда слишком много хлопот. Всё равно вместе с успокаивающей пощёчиной расстояния придёт стойкое желание лезть на стенку и побегать по потолку. И мы перебросимся как обычно парой фраз по телефону, давно научившись высказывать душевные крики интонацией.
Знаешь, к чёрту расстояние, ведь впереди ещё треть лета. И неважно, что я, может быть, совсем списалась и сговорилась. Мне очень нужно, просто необходимо до конца лета сказать тебе одну вещь: мы живы. Понимаешь, такие вещи всегда говорятся только летом, ведь они осознаются только летом. С каждым шорохом растущей травинки, с каждым встреченным рассветом и проведённым закатом, с каждой каплей дождя, с перечитанной в очередной раз книжкой Брэдбери "Вино из одуванчиков".
Понимаешь, ведь все ласки и ссоры, обиды и безумия, расстояния и крики радости, брошенные телефонные трубки и сплетённые руки, нежность, лучами восходящего солнца отражающаяся от стен пустого дома и бессонные ночи, облитые алкогольным весельем - всё-всё это часть одной большой мозаики лета, всё-всё это доказательство того, что мы живы, мы дышим, наши души до сих пор так похожи на птиц, только если мы не забываем об этом. И нужно, просто необходимо, бережно складывать каждую-каждую минуту, какой бы то она ни была - беспечно счастливой или сочащейся свежей болью, серо-тоскливой или бессмысленно пустой, окрылённой надеждой или просветлённой светлой идеей, складывать в шкатулочки и коробочки, закупоривать в бутылочки и ставить в погреб, прятать в сжатом кулачке под подушкой. Нельзя только одно - растерять, забыть, выкинуть за ненадобностью.
И где бы я ни была, сейчас - всего за тридцать километров от Тебя, или через полторы недели - больше, чем за тысячу, Ты знай, я вернусь, обязательно вернусь, чтобы до конца лета ещё не раз рассказать словами, руками и глазами, прокричать ветрами, дождями и лучами солнца, прошептать звёздами, луной и травой Тебе о том, что, слышишь?, мы живы.